Меня зовут Виктория Чикатуева, я — ведущий геолог компании ИГТ «Сервис». Мы занимаемся поиском и разведкой твердых полезных ископаемых. У нас в компании геологов «в офисе» не бывает — все, без исключения, работают в полях. Каждый специалист выезжает на участок, выполняет полевые задачи, ходит в маршруты и отбирает пробы.
И, может быть, именно поэтому мы особенно остро замечаем, как с каждым годом снижается качество геологоразведочных работ. Это видно по всему: по отчётам, по техническим заданиям, по геологическим запискам. И, что самое тревожное, становится всё меньше грамотных специалистов, которые действительно умеют и хотят работать в поле. Именно об этом я хочу рассказать — о системных проблемах, из-за которых качество геологоразведки начинает сыпаться еще до того, как мы выезжаем в поля. Потому что если дальше всё будет «как сейчас», в какой-то момент работать просто будет некому.
То, что говорит Виктория, откликается и мне. Я не геолог, геофизик. Но всё, что она описывает — я проживала каждый полевой сезон. Тендер — в мае. Выезд — в июне. Оборудование — неподготовленное, проверять некогда. Ты приезжаешь в поле с аппаратурой, которая не работает, и тянешь на себе всё. Ты работаешь ни ради открытия, ни ради данных и ни ради проекта. А ради того, чтобы «закрыть объёмы». И в какой-то момент приходит не просто усталость, а чувство бессмысленности. И когда я услышала речь Виктории, я поняла, что мы обязаны это опубликовать. Потому что если мы не дадим голос тем, кто работает в поле, — мы так никогда ничего и не изменим.
Мария Костина, главный редактор GeoConversation
Материал подготовлен по мотивам выступления Виктории Чикатуевой на научно-практической конференции «Актуальные проблемы поисковой геологии». Полную запись доклада можно посмотреть по ссылке.
Почему сырое техзадание и зафиксированная цена тендера губят проект ещё до выезда в поле
Если смотреть на структуру геологоразведочного проекта, мы привыкли делить его на три классических этапа: предполевой, полевой и камеральный. Но в реальности всё начинается раньше — с тендерных процедур, которые уже стали неотъемлемой частью нашей геологической жизни. И именно там закладываются первые ошибки, которые потом влияют на весь проект.
Всё начинается с технического задания. Как правило, его готовит геологическая служба заказчика. И в последние годы мы всё чаще видим сырые, не проработанные ТЗ. Мы читаем их — и сразу видно: абзацы скопированы из разных проектов, с разными целями, задачами, подходами. Тексты собраны как попало, без единой логики, без осмысления. И вот в таком виде они уходят дальше — в отдел закупок.
Там начинается следующий этап — так называемые маркетинговые исследования. Эти сырые ТЗ рассылаются потенциальным подрядчикам, те называют свою цену, и на основе этих ответов формируется ценовой коридор. Но вот что важно: цену «фиксируют» ещё до того, как само задание стало адекватным. Даже если потом ТЗ правят, дорабатывают, разбираются в сути — ценовой коридор уже не меняется.
После того как отправили в рассылку сырое техническое задание и собрали предложения от подрядчиков, ТЗ начинают дорабатывать. Пытаются уточнить, переписать, привести в порядок — как могут. Но ценовой коридор, на который уже ориентируются тендерные процедуры, остается прежним. Его никто не пересматривает, даже если стало ясно, что объем работ на порядок выше, чем предполагалось сначала.
Дальше начинается сам тендер. На бумаге — это процедура выбора оптимального подрядчика по соотношению «цена–качество». Но на практике главным критерием остаётся одно — цена. И выигрывает тот, кто даёт самое дешёвое предложение. А дешёвое предложение — это значит:
- меньше специалистов,
- меньше людей в полях,
- минимум техники,
- минимум обеспечения,
- и, как следствие, минимум условий, чтобы вообще нормально работать.
Это не просто экономия — это ловушка, из которой потом вырастает вся цепочка проблем: от плохих данных до ухода людей из профессии. Но на этом всё не заканчивается. После тендера ещё полтора месяца уходит на подписание договоров. А полевой сезон тем временем уже начался. И в итоге выходит, что геологам надо было выезжать «вчера», а они ещё даже не собрали команду, не закупили технику, не успели ничего подготовить. Начинается судорожная сборка полевой группы, вездеходов, оборудования — и всё это в спешке, на ходу, без времени на анализ.

Как мы сами отказываемся от знаний — и снова делаем то, что до нас уже делали
В этой спешке у геологов не остаётся времени, чтобы погрузиться в проект с геологической точки зрения. И всё чаще я слышу от геологов со стороны заказчика вопрос: «А зачем вообще нужен предполевой этап?» И это очень удручает. Предполевой этап — неотъемлемая часть полевых работ. Это не просто период, когда формируется команда и закупается снаряжение. Это время, когда геологи могут вникнуть в проект, разобраться в геологической информации, которая уже есть по участку.
Мы часто работаем на территориях, где в советское время уже проводились геологоразведочные работы. Проходили канавы, отбирались пробы, делались геохимические исследования. И надо сказать — качество работ советских геологов было действительно высоким. У нас в распоряжении часто бывает первичная документация, в которой можно проследить, как они видели геологическую обстановку, как воспринимали разрез, какие детали считали важными — и как это всё отразили в материалах.
Если с этой документацией по-настоящему работать, её можно полноценно использовать при подготовке отчёта. Но чаще всего сейчас всё выглядит иначе. Говорят: «Ну, есть какая-то первичка. Что-то интересное нарисовано, но ничего не понятно». И данные просто откладываются. Не разбираются, не используются, не включаются в работу. А ведь именно в этих архивах могут лежать ответы.
У меня был похожий случай. Мы выезжали в поля «ещё вчера», без времени изучить, что уже было сделано. Делали геофизику — и один рабочий вдруг говорит: «О, а тут мы уже рубили профиля, делали измерения». Я переспросила, подумала — шутит. А он показывает: «Вон там, в стланике, мы пару лет назад уже всё делали». Когда вернулась в лагерь — спрашиваю геолога. Да, говорят, здесь действительно уже была геофизика, тот же метод, почти на тех же профилях. Просто эти данные не были подняты. В итоге мы просто заново делали то, что уже сделали до нас.
Мария Костина

Как мы теряем людей — и превращаем геологию в формальность
И вот мы снова возвращаемся к ключевому параметру тендерных процедур — цене. Именно она определяет всё, что будет дальше. А выливается это в итоге в тотальную экономию — прежде всего на людях и на условиях, в которых они работают. Первое, на чем начинают экономить подрядчики, — это обеспечение и транспорт геологов-полевиков. Эти статьи расходов, как ни странно, очень часто недооцениваются. А ведь именно они влияют на то, вернётся ли человек в поле в следующем сезоне — или вообще уйдет из профессии. Я это видела не раз.
Вот, например: на одном из проектов после тяжелой вахты ушла из геологии очень грамотная геолог-документатор. Через год я ей позвонила, пригласила поработать в нашей компании — а она сказала прямо: «Нет. Я больше в геологию не вернусь. Ни за что в жизни». Хотя специалист она была сильный. И это уже не редкость — люди уходят не потому, что им неинтересна работа, а потому что невозможно так работать.
Следующее, на чём начинается экономия, — на людях. На количестве полевиков, на наличии опытных специалистов, которые могли бы работать рядом с молодыми геологами и передавать им знания. А к чему это приводит? К корявым базам данных. Где — сплошь ошибки: и технические, и геологические.
Технические ошибки появляются потому, что объёмы большие, людей мало, всё делают в спешке. Без возможности дважды проверить, без контроля, без времени на обдумывание. Геологических ошибок тоже хватает — потому что рядом просто нет тех, кто мог бы подсказать. Как сделать правильно. Где уточнить. Что важно, а что — вторично. Мне однажды сказали: «Опытный геолог в поле — это слишком дорогое удовольствие».
Вот и экономим. А по факту — молодые остаются без поддержки, и данные превращаются в информационный мусор. В отчетах это вроде бы “есть”, но использовать по-настоящему нельзя. Всё придётся переделывать. А значит — деньги, потраченные на съёмку, описания и пробы, просто закопаны в землю. Ни анализа, ни результата, ни пользы.
Вот эта тотальная экономия на полевиках — она разрушает не только процессы, но и отношение людей к работе. Когда тебе всё время урезают сроки, ресурсы и поддержку, в какой-то момент тебе просто становится всё равно. Ну что-то зачистили. Ну что-то отобрали. А как отобрали? А с какой целью? Да кому это вообще нужно? Всё равно — никто не приедет, не проверит, не спросит. И в итоге работа превращается в формальность. Деньги тратятся — на то, что потом всё равно придётся переделывать.
Когда в тендере первоочередным параметром становится цена, это неминуемо приводит к одному: качество поисковых и геологоразведочных работ начинает резко падать. Люди не хотят работать в поле. Люди не хотят туда возвращаться. И вот мы всё чаще слышим с трибун: «У нас кадровый голод. У нас нет специалистов. Никто не идёт в геологию». А у меня вопрос: «А после таких условий — они появятся? Кто захочет работать в таких полях? Кто захочет туда возвращаться?» Может быть, уже пора пересмотреть свое отношение к тем, кто работает в полях. Потому что пока люди там — в последней строке сметы, ожидать устойчивых результатов просто не приходится.
В российской геологоразведке есть одна устойчивая штука — любовь к страданию. Когда ты говоришь: «Мы купили полевую баню», — в ответ тебе: «А у нас вообще не было, мы в ржавой бочке мылись». Или говоришь: «Купили помповый насос, качаем воду», — а тебе: «А мы ведрами носили. И ничего». И вместо того чтобы говорить: «Классно, что стало лучше», начинается бравирование — у кого было хуже. Но геолог в поле должен думать не о том, как растопить печь или найти еду, а о том, как сделать работу хорошо.
Мария Костина

Камеральный этап: когда приходится интерпретировать мусор
А дальше — камеральный этап. И что получают геологи на руки? Некондиционные, сырые, базы данных с ошибками. Но и их нужно как-то интерпретировать. И начинается: «А давайте подгоним под модель. Ну чтобы “красиво” было».
На одном из проектов так и случилось: геологи не стали вникать, просто подогнали данные под известную модель Бендиго — классическую схему золотоносных жил в антиклинальных структурах. А когда мы начали сравнивать разрезы с фактурой — выяснилось: никаких субпластовых залежей там и близко нет. Рудные тела — секущие, в сложной складчатой структуре. Объект нужно изучать с нуля. А расчёты? А ресурсы? Ошибочные. И снова — деньги на ветер. И это не частный случай. Это — результат существующей системы, где в приоритете не качество, а минимальная цена.
К чему приводит существующая система: честно, без иллюзий
Мы можем сколько угодно обсуждать частные случаи, но давайте скажем честно: вся система геологоразведки сейчас устроена так, что работать по-настоящему становится невозможно.
- Падает качество самих геологоразведочных работ. Технические задания сырые, бюджеты урезанные, подход формальный.
- Квалифицированные специалисты уходят из профессии. Не потому что им неинтересно, а потому что не хотят работать в таких условиях.
- Молодым не у кого учиться. В поле всё чаще выходят неопытные команды без поддержки и наставников — потому что на опытных «экономят».
- Подрядчики, чтобы вписаться в бюджет, берут людей «с улицы». Без необходимой подготовки и понимания задач. Просто чтобы закрыть объёмы.
- Ответственность за результат размазывается. Система устроена так, что каждый «делает своё» — а за итог проекта никто не отвечает.
- Мы получаем некорректные первичные данные. А значит — искаженную картину, неверный подсчет ресурсов, бесполезные модели.
- И в итоге — всё приходится переделывать. Огромные затраты времени, сил и денег уходят на работу, которую проще было бы сделать с нуля.
Это не просто «наболевшее». Это тупик. И если мы хотим, чтобы геологоразведка в России продолжала существовать не формально, а по-настоящему — систему нужно менять.
Что можно (и нужно) менять уже сейчас
Раз уж мы говорим о проблемах — давайте говорить и о решениях.
Первое, что необходимо менять, — это сроки. Тендерные процедуры нужно завершать до конца февраля, чтобы осталось время на полноценную предполевую подготовку. Сейчас же на оформление документов уходит по семь месяцев, а на сами работы — в лучшем случае пять. И это без учёта проблем с техникой, погодой и логистикой. Мы тратим больше времени на бумажки, чем на саму геологию.
Второе — доверие к своим специалистам. Геологи, которые формируют проект, должны участвовать в оценке подрядчиков, а не быть просто наблюдателями в процессе. Как минимум, они понимают, что именно и зачем должно быть сделано.
Третье — компетентность в закупках. В закупочных комиссиях не должно быть случайных людей без профильного образования и практического опыта. Потому что это не просто формальность — это решение, от которого зависит результат всей геологоразведки. Ответственность закупщиков должна измеряться не только тем, как проведен тендер, но и тем, каков результат: выполнен ли контракт, есть ли прирост ресурсов, сработал ли проект как инвестиция.
Четвертое — критерии выбора. Стоимость работ критична, но не может быть единственным параметром. Нужно смотреть на квалификацию исполнителей, на проработанность ТЗ, на реальные возможности компании. Часто дешевле будет заплатить дороже, но получить качественный результат. Иначе всё придётся переделывать, и «скупой платит дважды» — это не пословица, а реальность геологоразведки.
И последнее, пятое — честность со стороны подрядчиков. Если вы идёте в тендер, вы должны честно оценивать свои ресурсы и компетенции. Потому что вот эта установка: «Главное взять проект, а там как-нибудь выкрутимся» — не работает. Не выкрутитесь.
Цель тендера — не “закрыть бюджет”, а обеспечить эффективность. Эффективность геологоразведки — это не отчёты для галочки, а максимум достоверной информации на единицу вложенных инвестиций. Только так можно говорить о реальном приросте, о новых месторождениях, о будущем отрасли.
А что вы думаете об этом? Бывали ли вы в ситуациях, когда тендер подрывал качество геологоразведки? Согласны ли вы с тем, что «геология за три копейки» — путь в никуда?
Оставьте комментарий — давайте говорить открыто и вместе искать решения.
Артём
Я сам сотрудник института и являюсь археологом, но на удивление у нас сейчас такая же проблема как и увас… Один в один.
Мария Костина
Спасибо, что комментарий! Очень интересно, что аналогичные проблемы возникают и в археологии. Если захотите — расскажите подробнее, как это проявляется у вас: на этапе тендеров, в формировании ТЗ, в условиях работы?
Дмитрий
Полностью подписываюсь под каждым словом. Всё это один в один опыт работы последних лет, особенно работы с такими компаниями как «Полиметалл» и «Полюс» в Казахстане.
Мария
Спасибо за поддержку!
Если у вас есть конкретные примеры из практики, пожалуйста, поделитесь ими. Что именно срабатывало, а что, наоборот, мешало работе? Какие решения, по вашему опыту, могли бы улучшить ситуацию?
Ваш опыт может стать основой для отдельного материала или полезного обсуждения под статьёй — давайте собирать реальные кейсы, чтобы не просто жаловаться, а искать выход.